Так случилось, что при моём рождении разногласий по поводу имени у родителей не было...
Благовещенский Николай Юрьевич
ФБУ НЦПИ при Минюсте России
Так случилось, что при моём рождении разногласий по поводу имени у родителей не было. Оба мои деда были Николаи: Николай Вениаминович Благовещенский и Николай Семёнович Комаров. Они воевали, и, как у многих, один с войны вернулся, а второй — нет.
О моём деде с материнской стороны, Николае Семёновиче Комарове, известно немного.
Николай Семёнович Комаров
Оборот фотографии Н. С. Комарова с подписью
Родился в 1901 году в городе Екатеринославе (сейчас — Днепропетровск), проживал в городе Иркутске, работал начальником мастерских отдела главного механика УКСа Иркутского завода № 104. В Иркутске познакомился с моей бабушкой, Зоей Георгиевной Сукиасянц, которая приехала в Иркутск по комсомольской путёвке после строительного института. Николай Семёнович — член ВКП(б), русский, как бывало в то время — арестован 24.10.38 года по ст. ст. 58-7, 58-9, 58-11 УК РСФСР, при этом реабилитирован постановлением УНКВД Иркутской области от 20.07.39 года. В 1940 году бабушка вернулась в Москву, где и родилась мама, а дед остался в Иркутске, работать.
На войну дед ушёл добровольцем, служил в 14-м гвардейском кавалерийском полку 3-й гвардейской кавалерийской дивизии в составе 2-го гвардейского Померанского Краснознаменного ордена Суворова кавалерийского корпуса, первым командиром которого был легендарный генерал-майор Л.М. Доватор.
Осенью 1941 года бабушка с годовалой дочерью на руках приехала к Николаю Семёновичу в часть, откуда и привезла эту фотографию с подписью на обороте — единственный документ, подтвердивший впоследствии для бабушки статус жены фронтовика.
В 1942 году после разгрома немцев под Москвой на центральном направлении развернулись события, получившие название «Ржевская битва», которая включила в себя четыре наступательные операции советских войск Западного и Калининского фронтов против немецкой группы армий «Центр». Операции преследовали цель нанести поражение основным силам «Центра», освободить города Ржев, Сычёвку, Вязьму и тем самым ликвидировать Ржевский выступ (здесь и далее использовался материал, размещённый в Википедии).
О роли, которую сыграла Ржевская битва, красноречиво свидетельствует воспоминание знаменитого советского разведчика Павла Судоплатова.
«4 ноября 1942 года “Гейне”-“Макс” сообщил, что Красная Армия нанесет немцам удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом. Немцы ждали удара под Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса под Сталинградом явилось для них полной неожиданностью. Не подозревавший об этой радиоигре Жуков заплатил дорогую цену — в наступлении под Ржевом полегли тысячи и тысячи наших солдат, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признаёт, что исход этой наступательной операции был неудовлетворительным. Но он так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении на ржевском направлении, поэтому бросили туда такое количество войск» (П. А. Судоплатов. «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930—1950 годы»).
А в памяти советского солдата и советских граждан Ржевский выступ, Ржевская дуга остались «ржевской мясорубкой», «прорвой».
«Мы наступали на Ржев по трупным полям. В ходе ржевских боев появилось много “долин смерти” и “рощ смерти”. Не побывавшему там трудно вообразить, что такое смердящее под летним солнцем месиво, состоящее из покрытых червями тысяч человеческих тел. Лето, жара, безветрие, а впереди — вот такая «долина смерти». Она хорошо просматривается и простреливается немцами. Ни миновать, ни обойти её нет никакой возможности: по ней проложен телефонный кабель — он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить. Ползёшь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения человеческих тел. Этот смрад неподвижно висит над “долиной”. Разрыв снаряда загоняет тебя под трупы, почва содрогается, трупы сваливаются на тебя, осыпая червями, в лицо бьет фонтан тлетворной вони. Но вот пролетели осколки, ты вскакиваешь, отряхиваешься и снова — вперед» (П. А. Михин. «Мы умирали чтобы победить»).
В народной памяти бои подо Ржевом остались самыми страшными. В деревнях многих районов вокруг Ржева бытует выражение «погнали подо Ржев». Также и немецкие ветераны с ужасом вспоминают бои в «большом пространстве Ржева».
Мы полагали, что дед погиб в 1942 году во время Ржевско-Сычёвской стратегической наступательной операции (30 июля — 1 октября 1942 года), но в архиве Министерства обороны о нём есть запись (см. фото далее): выписка из приказа об исключении из списков — «пропал без вести в январе 1943 года».
Выписка из приказа об исключении из списков. Запись № 60 — Н.С. Комаров
Вспоминая о деде, нельзя не упомянуть о бабушке — Зое Георгиевне Сукиасянц, бывшей в это время в эвакуации в Армении. Собственно, об этом свидетельствует выписка из приказа, и можно только удивляться и благодарить Бога и тех, благодаря кому информация о деде не пропала бесследно, — бабушка и мама получили статус семьи погибшего и получали пенсию: небольшая, но важная помощь. Рассказ о бабушке подготовлен по материалам моей мамы, Рипсимэ Николаевны Благовещенской.
Зоя Георгиевна Сукиасянц на рубеже 30-40 годов
Зоя Георгиевна Сукиасянц — замечательный человек, архитектор с солидным стажем работы, неутомимый и активный журналист и общественный деятель, наконец, талантливая художница — незаурядный представитель того поколения, которому довелось пережить все великие события XX века.
Зоя Георгиевна родилась в 1907 году в городе Пятигорске в семье известного на Северном Кавказе издателя газеты «Кавказский край» Георгия Довлатовича Сукиасянца. Она была третьим ребёнком в большой и дружной семье.
Способность к рисованию проявилась у нее очень рано — уже в 9 лет маленькая Зоя написала масляными красками свою первую картину «Двенадцать апостолов». Картину разыграли в благотворительной лотерее, а вырученные деньги родители передали в фонд раненых в 1-ю Мировую войну, лежавших в госпитале в Пятигорске.
В 1927 году, после окончания школы, 3. Г. Сукиасянц поступает в художественное училище в Ереване, в Армении. Учителями и наставниками её были имевшие уже тогда мировую известность художники И. Гурджян и Мартирос Сарьян.
В 1929 году 3. Г. Сукиасянц приезжает в Москву и поступает в Московский инженерно-строительный институт. С этого момента её жизнь неразрывно связана с нашей столицей. Однако, окончив учебу и защитив диплом, 3. Г. Сукиасянц по собственной инициативе едет в Сибирь, на строительство Иркутска-2. Здесь она встречает Н. С. Комарова, ставшего её мужем. Великая Отечественная война, так или иначе, повлияла на каждого из нас. Н. С. Комаров погиб в январе 1943 года под Москвой, а З. Г. Сукиасянц с годовалой дочерью на руках оказалась в эвакуации в родной Армении.
Возвратившись в Москву в 1947 году, З. Г. Сукиасянц работает в Главном архитектурном управлении. С этого момента её жизнь неразрывно связана с архитектурой и строительством Москвы. При её активном участии в 60-е —70-е годы были построены в Москве
Детский музыкальный театр, открыт Дом-музей Ф. И. Шаляпина.
Выйдя на пенсию в середине 60-х, З. Г. Сукиасянц находит для себя новое дело: она начинает писать статьи в разные газеты — от многотиражки ГлавАПУ «Моспроектовец» и до «Советской культурой». Выставки и вернисажи в Москве, памятные даты истории и культуры, памятники архитектуры, жизнь замечательных людей, а среди них Есенин и Шаляпин, Лермонтов и декабристы, художник Мартирос Сарьян и поэт Аветик Исаакян и многие другие. Были любимые темы, к которым она возвращалась не один раз, работа над которыми превращалась в настоящее исследование.
Но З. Г. Сукиасянц не хотела и не могла стоять в стороне от событий, быть безучастным наблюдателем — её отличала активная жизненная позиция, и ту работу, которой она занималась еще в ГлавАПУ, она продолжала вести на общественных началах.
Постоянные приглашения на выставки от И. А. Антоновой, директора Музея имени Пушкина, выражения признательности от Н. Н. Соколова, директора Дома-музея Ф. И. Шаляпина и Н. И. Сац, основательницы первого в мире Детского музыкального театра — свидетельства, за которыми стоят большой труд и реальное дело.
В Музее Шаляпина, 90-е годы, З. Г. Сукиасянц — вторая справа. Крайний справа — директор музея Н. Н. Соколов
Занятие журналистикой и общественной деятельностью для З. Г. Сукиасянц не просто увлечение — по её собственным словам, в этом роде деятельности она по-своему продолжала дело своего отца — учителя, издателя газеты и общественного деятеля.
Но что бы ни происходило, с красками и кистью художница не расставалась никогда и рисовала до последнего мгновения жизни. В её работах чувствуется самобытный талант, необыкновенное жизнелюбие, теплота и любовь к родному краю, воспоминаниям детства, любимой Москве и нашей большой Родине.
Церковь Рождества Пресвятой Богородицы в Путинках. 90-е годы, один из последних рисунков З. Г. Сукиасянц
О втором деде, Николае Вениаминовиче Благовещенском, я попросил написать своего отца, Юрия Николаевича, и вот его рассказ.
Документально известно, что мой дед Вениамин Иванович (точную дату его рождения установить не удалось, но, со слов его дочери Риммы, он родился в один день с Лениным — в 1870 году 22 апреля) в 1889 году окончил Тульскую оружейную школу, работал на Тульском арсенале оружейным мастером. Участвовал в японской войне в чине не ниже штабс-капитана, и за личную доблесть указом царя был произведён в старшие офицеры с установлением дворянского титула (кажется, без наследования). Был почётным гражданином города Тулы.
Семья Вениамина Ивановича Благовещенского:
верхний ряд (слева направо) — Николай и Нина, средний ряд — Римма, Вениамин Иванович, Надежда и Анна Макаровна, внизу (присели) — Юрий (Георгий), Муся (Мария), няня и Константин
Отец, Николай Вениаминович, родился 28 октября 1898 года. В 1913 году пытался сбежать «на войну» — помогать сербам в борьбе против Австрии (вторая Балканская война). Беглецов вернули с дороги... Второй побег был в сентябре 1914-го, его вернули через пару месяцев, голодного и больного.
А вот документы времён Гражданской войны (из официальной справки о прохождении службы в Советской Армии): с февраля по август 1919 года — разведчик 1-го разряда, артиллерийский дивизион Восточного фронта, с августа 1919 по май 1920 — начальник конной разведки, после этого — инспекционный отдел (по артиллерии) Уральского укрепрайона, со слов отца — после госпиталя с ранением в ногу.
Отец рассказывал, что их конная разведка в сентябре 1919 года предупредила Чапаева о том, что его местонахождение стало известно и надо возвратиться к основным силам, но он их не послушал, у него была очередная «свадьба». Они остались у него, но отец оказался среди тех, кому удалось переплыть Урал. Правда, уже на берегу отец был ранен: пуля на излёте попала в него и, как потом оказалось, застряла в лёгком. Отец говорил, что ранение было «лёгким» и что он буквально через неделю был снова в строю.
Затем Николай Вениаминович был переведён в Тульский территориальный полк. До 1933 года отец работал лесником (Брянская область), окончил Гомельский лесной техникум, учился заочно в Лесомелиоративном институте города Новочеркасска, в 1928 году перебрался в Ростов-на-Дону, где женился, имел двоих детей (Володя и Нина), работал сначала помощником лесничего, а к 1933 году был уже директором лесхоза.
Н.В. Благовещенский с семьёй. 1952 год
В 1933 году Николай Вениаминович женился второй раз, на Марии Дмитриевне Померанцевой. Тётки мамы по её отцу-дворянину были весьма «опасными» персонами: одна была ярая сторонница самодержавия — эмигрировала в Америку, другая, Варвара, был эсеркой, зналась близко с Марией Спиридоновой, жила во Франции, а третья, Александра, был большевичкой с 1902 года (она-то и занималась воспитанием мамы). Дядя (брат этих сестер) был расстрелян в 1931 году (инженер, работал на Сталинградском тракторном заводе).
Имея таких родственников, отец не мог рассчитывать на безопасное существование. Скорее всего поэтому он «путешествовал» по стране, занимаясь то там, то там озеленением городов и лесоводством.
Я родился в Магнитогорске в 1934 году, брат (умер в младенчестве) — в Пятигорске в конце 1935 года, сестра — в Улан-Удэ в 1937 году, а следующая сестра, Лида, в Кировске в 1939 году (умерла в 1942 году от голода в деревеньке Котласского района Архангельской области, куда нас эвакуировали).
На север — работать старшим лесничим в Лапландском заповеднике — отец уехал летом 1937 года. В его бумагах была открытка от О.И. Семенова-Тянь-Шанского от 5 мая 1937 года, в которой писалось: «Я вам очень советую согласиться с предложением...», а слово «очень» было подчёркнуто трижды. Это был совет «удрать» туда, где его никто уже не будет донимать «плохими» родственниками. (Имя Олега Измайловича Семенова-Тян-Шанского, патриарха Лапландского заповедника, хорошо известно во всем мире. Большая часть его жизни прошла на Кольском полуострове, он и похоронен на территории Лапландского заповедника. Я не знаю, когда и как отец с ним познакомился).
Н. В. Благовещенский с сотрудниками лесхоза в Лапландском заповеднике (третий слева во втором ряду)
На войну отец ушёл добровольцем, из-за биографии сначала попал в штрафной батальон, но уже через два месяца ему «вернули» доброе имя и офицерское звание (лейтенант), перевели в обычный полк. В силу его ранений (пуля в лёгком и небольшое повреждение ноги) и «конной истории» он почти всю войну провёл в продовольственно-фуражной службе, до 1944 года — на Карельском фронте, затем — 2-й Белорусский фронт, вплоть до взятия Кёнигсберга в апреле 1945 года и Берлина в мае.
Отец за время войны был награждён орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны II степени и медалями «За взятие Кёнигсберга», «За оборону Заполярья», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».
После войны стал работать в лесхозе с «центром» в поселке Зашеек (теперь это город Полярные зори, выросший вокруг Кольской АЭС) сначала старшим лесничим, а с 1949 года — директором. В 1952 году, 16 мая, отец умер — рак лёгкого, пуля в конце концов его убила.
За пару лет до смерти Николай Вениаминович собирался написать диссертационную работу о вредителях леса, в которой (это я сам от него слышал) главным тезисом было следующее утверждение: «Надо не уничтожать вредителей, а создавать для них невыносимые условия и заботиться о здоровье деревьев. Ведь место уничтоженного вредителя тут же займет какой-нибудь другой, а здоровое дерево само хорошо воюет со своими врагами».
В этой истории кажется, что война занимает не много места. Но и сражения занимают не так много солдатского времени на войне, большую часть его человек живёт в ожидании, готовясь к ним. И то же самое происходит в тылу, и здесь война накрывает всех без разбора, ставя на грань между жизнью и смертью. Отец, встретивший войну семилетним мальчишкой, только начинавшим осознавать взрослую жизнь, не любил вспоминать о военном времени. Воспоминания о смерти, голоде, жестокости и страшной обыденности происходящего, о состоянии безысходности, когда ничего нельзя с этим поделать и можно только пережить, приносят огромную боль.
Вот только один самый «простой» эпизод. Когда осенью 1941 года моя бабушка, Мария Дмитриевна Благовещенская (Померанцева) отправилась с четырьмя детьми в эвакуацию, в Архангельске они отошли от вокзала в поисках питьевой воды. Пока искали воду, был налёт, вокзал разбомбили и находившиеся там люди — женщины, старики, дети — погибли, и только благодаря случаю семья осталась жива. А впереди ещё были непростые послевоенные годы, когда после смерти деда бабушка осталась одна с шестью детьми. Случилось бы иначе, и я бы не рассказывал бы вам эту историю.
Думая о судьбе моих предков, осознаёшь, что проблемы нашего времени выглядят мелкими по сравнению с тем, что пришлось пережить старшему поколению, и преклоняешься перед величием подвига людей, победивших фашизм, преодолевших войну и подаривших долгую мирную жизнь нашей стране.
Н.В. Благовещенский с семьёй. 1947 год