ВЕТЕРАНЫ ЮСТИЦИИ. 
О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ

Вениамин Григорьевич Гаршин

Вениамин Григорьевич Гаршин родился 3 августа 1925 г. В 1942 г. призван в армию, направлен в Ташкентское пулеметно-минометное училище. Из училища отобран в разведку. 10 месяцев готовился к работе в тылу врага в составе авиадесантных бригад. Получив звание младший лейтенант, отправился на фронт военным переводчиком. На фронте с 4 октября 1944 г. В.Г. Гаршин попал в разведку 1107-го стрелкового полка 328-й Краснознаменной стрелковой дивизии, воевавшей в составе 1-го Белорусского фронта (им командовал Г.К. Жуков). Фактически выполнял обязанности помощника командира взвода разведки. 

Участвовал в форсировании Вислы, в боях за Поморский вал (Дойчкроне, Шнайдемюль), за пригород Штетина Альтдам, за Берлин. Дивизия участвовала в окружении Берлина по северным его пригородам и первая замкнула кольцо западнее Берлина, встретившись с подразделениями 1-го Украинского фронта. Полк вел бои между Берлином и рекой Эльбой, за что был награжден орденом Александра Невского.

Война для В.Г. Гаршина закончилась на реке Эльбе 7 мая 1945 года. 15 мая его перебросили в Берлин, где он служил в разное время в аппарате военного коменданта г. Берлин, в группе связи при обер-бургомистре Берлина, а один месяц – в директории тюрьмы Шпандау, где содержались осужденные к длительным срокам главные военные преступники Гесс, Шпеер, Нойрат и др.

Награжден более чем двадцатью правительственными наградами, в том числе орденами Отечественной войны II степени, «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, польским Кавалерским Крестом.

Советник юстиции 1-го класса. Полковник юстиции. Почетный работник юстиции России. Заслуженный юрист РСФСР. 

В Минюсте – начальник отдела административного законодательства Департамента конституционного законодательства. 

______________________________________________________________________________________________

Родился я в 1925 году в крестьянской семье в селе Долматовка Борской волости Бузулукского уезда Самарской губернии. Позже семья переехала в Казахстан в областной город Кзыл-Орда (в этой области находится Байконур), где отец устроился рабочим на железной дороге. Там я уже во время войны закончил среднюю школу, успел поучиться один семестр на физико-математическом факультете Объединенного украинского университета (Киевский и Харьковский университеты эвакуировались в наш город и объединились). А затем в семнадцать с половиной лет, в 1942 году – армия, Ташкентское пулеметно-минометное училище, которое вскоре перевели на афганскую границу в г. Термез. Военный городок нашего минометного батальона находился на берегу пограничной реки Сурхан-Дарьи, а остальные четыре пулеметных батальона училища – в старинной крепости. Запомнились бесконечная муштра, марш-броски с полной выкладкой на 5, 10, 15 километров, тактические учения в раскаленной пустыне. Больше всего мучили страшная жара и постоянное, неотступное чувство голода.

Перед окончанием училища (срок обучения – 6 месяцев) всех, кто имел среднее образование, стали вызывать в штаб училища в крепость, и там какой-то странный немец по фамилии Шмидт с узенькими административными погонами Красной Армии в звании капитана отобрал 10 курсантов. В их число попал и я. Куда, зачем нас отбирал, нам не говорил. Отбор был тоже странный: рыжих, рябых, с другими особыми приметами, евреев Шмидт сразу же отсеивал. Тем, кого отобрал, говорил, что придется день и ночь учить немецкий язык. Из этого мы поняли, что нас отбирают в разведку.

Действительно, десять месяцев нас готовили к работе в тылу врага в составе авиадесантных бригад. Но в последний момент, присвоив звания младших лейтенантов, отправили на фронт военными переводчиками. Я попал в разведку 1107-го стрелкового полка 328-й Краснознаменной стрелковой дивизии, воевавшей в составе Первого Белорусского фронта (к этому времени им командовал Г.К. Жуков). Разведка состояла из взвода разведки, которым руководил офицер разведки капитан В.И. Капитонов. Я фактически выполнял обязанности его помощника. Попал на фронт 4 октября 1944 года, когда инициатива уже полностью была на стороне Красной Армии.

Обе стороны стояли в обороне под Варшавой. Перед нами были немцы и река Висла, которую мы готовились форсировать в связи с предстоящей Висло-Одерской операцией.

Для разведчиков оборона при подготовке к наступлению – тяжелое время. Командованию нужно знать противостоящие части противника, систему его инженерных сооружений и огня. Ночами приходилось лазить по первой траншее, высматривать, откуда бьют немецкие минометы, гранатометы и т. д., расспрашивать об этом солдат, а утром готовить проекты докладных записок для отдела разведки дивизии со всеми свежими данными, которые удавалось добыть крайне мало.

Примерно раз в неделю ночью делали вылазки, чтобы добыть «языка». Но в полосе обороны полка не было ни лесов, ни болот. Нейтральная полоса – голая как коленка. У немцев перед первой траншеей колючая проволока с болтающимися консервными банками. Да к тому же немцы время от времени навешивали световые ракеты, освещение как днем при ярком солнце. Лежишь на нейтралке и кажешься голым. Открывается бешеная стрельба, и вместо «языка» тащим назад раненых и трупы своих разведчиков (упаси бог хоть одного оставить – трибунал). С начала октября 1944 года до 14 января 1945-го нам удалось добыть всего одного «языка». Пользуясь складками местности, мы рыли в сторону немцев узкую щель (называли «сапом»). А немцы, оказывается, делали то же самое, только в нашу сторону. И наши «сапы» оказались буквально в нескольких метрах друг от друга. Днем (в обеденное время) наши ребята заметили в немецком «сапе» солдата, схватили и уволокли его к себе. Это оказался не чистый «ариец», а румынский фольксдойче. По его словам, он сам стремился перебежать к нам. Вполне правдоподобно. К сожалению, тут же прикатили из штаба дивизии и забрали его, не дав нам его даже допросить.

Очень ярко запомнилось мне и начало январского наступления 1945 года. 

В ночь перед наступлением в полосу наступления было подтянуто столько вооружения, что артиллеристы буквально дрались за позиции. А на рассвете началась артиллерийская подготовка. Гул стоял не менее часа. Все три линии обороны немцев, блиндажи, проволочные заграждения были искорежены, а оставшиеся в живых немцы так парализованы, что ни о каком организованном отпоре с их стороны не могло быть и речи. Только попозже при форсировании Вислы немцы попытались остановить наступление, но это была слабая попытка. К несчастью, во время форсирования Вислы был тяжело ранен капитан В.И. Капитонов. Выжил ли, мне выяснить не удалось. За освобождение Варшавы дивизия получила почетное звание «Варшавской».

В наступлении разведчикам приходилось двигаться впереди своих колонн, чтобы вовремя предупреждать о попытках немцев где-либо зацепиться и дать своим возможность развернуться в боевые порядки. На одном фольварке мы даже добыли коней и стали конным взводом разведки. Но коней у нас вскоре отобрали.

Хорошо запомнился один боевой эпизод. Батальоны полка двигались в колоннах по параллельным дорогам, преследуя немцев. Управление полка и взвод разведки, двигавшиеся тоже колонной, остановились на ночевку в польском селе Тшецевницы. На рассвете нас окружил разведбатальон латышской эсэсовской дивизии. Спаслись только те, кто вовремя укрылся в двухэтажном кирпичном здании школы. Успели туда перебежать и разведчики. Кольцо сужалось, отбивались до последнего. Спас нас один из батальонов полка, с трудом вызванный по рации. За участие в этом бою я был представлен к первой правительственной награде. Через тридцать лет я побывал в этом селе и даже опубликовал воспоминания.

Во время Висло-Одерской наступательной операции (14 января–3 февраля 1945 г.), сломив сопротивление гитлеровцев на Висле, войска 1-го Белорусского фронта устремились на северо-запад. Батальоны нашего 1107-го стрелкового полка тоже были свернуты в колонны и по параллельным дорогам преследовали немцев. Быстро отходя, гитлеровцы на отдельных рубежах все же огрызались, пытались оказывать сопротивление. Так было, например, в районе г. Накло (Накель). 

Мне особенно запомнился бой с гитлеровцами, когда офицеры управления и штабные подразделения нашего полка подверглись нападению противника в польской деревне Тшецевницы.

Накануне штабная колонна полка после утомительного марша остановилась в этой деревне. Полковые разведчики (и я в их числе) устроились на ночлег в одной из крестьянских хат. Спали не раздеваясь, вповалку. Рано утром нас разбудила беспорядочная стрельба. Мы быстро перебежали в двухэтажную кирпичную школу, где оказалось все управление полка. Оказывается, гитлеровцы лощиной подошли к деревне и окружили ее. Начался ожесточенный бой. Через окна второго этажа школы вели огонь все, включая и командира полка полковника Радионова. Мне, безусому младшему лейтенанту, не было и двадцати лет, а полковник – невысокой, худощавый, с аскетическим, сухим лицом, изборожденным морщинами, немногословный – казался мне стариком (во взводе разведки его называли Батей). В то утро мне единственный раз довелось увидеть его в бою в роли бойца. Внешне, в отличие от других, он был спокоен, даже медлителен, не торопясь выбирал цель и бил на поражение. Это успокаивало и придавало уверенности в исходе боя. Стрельба с обеих сторон велась только из стрелкового оружия. Наш плотный огонь не давал возможности противнику подобраться вплотную к школе. Но все же немцам удалось положить немало наших бойцов, пытавшихся перебежать через дорогу к школе.

Первые попытки связаться по радио с нашими батальонами не увенчались успехом. Положение казалось безнадежным. Однако через некоторое время все же удалось вызвать по радио один из батальонов. Он подошел и обстановка резко изменилась. Гитлеровцы стали отходить, боясь оказаться в западне. Мы сделали вылазку и стали преследовать их. Появилось чувство только что пережитой смертельной опасности и сознание превосходства. Появились азарт и какая-то бесшабашность. Преследуя фашистов, я обратил внимание на то, что два солдата отстали от своих и побежали в сторону. Один из них был, видимо, ранен, второй его поддерживал. Ведя огонь из автомата, я стал преследовать их. Они отстреливались, но двигались медленно. Мои шансы были явно предпочтительнее, что и решило исход боя. 

Из их солдатских книжек и других документов, захваченных в этом бою, выяснилось, что на нас напал разведбатальон 606-й латышской дивизии СС. Это нас буквально поразило. Оказывается, латыши служили не только большевикам и охраняли Ленина в 1917–1918 гг., но и воевали на стороне Гитлера.

Запомнился мне этот бой и потому, что я за участие в нем был представлен к правительственной награде.

После войны около 40 лет прослужил я в Вооруженных Силах. Воинская судьба бросала меня то на север, то на юг. А в 70-х годах пришлось служить в Северной группе войск на территории Польши. Перед очередным переводом я выкроил время, чтобы проехать по тем местам и дорогам, которые прошел в войну пешком, с боями. Завернул я и в Тшецевницы. Село мало изменилось. Школа была на месте, неоштукатуренные красные кирпичные стены ее были испещрены выбоинами от пуль того памятного боя. 

Во время осмотра здания школы ко мне подошла девочка и позвала к пану директору, который жил в школе. Оказывается, за мной наблюдали через окно. Был какой-то католический праздник, и директор со всем своим многочисленным семейством сидел за праздничным столом. Выяснив причину моего интереса к школе, он заволновался. Оказалось, что он родился и вырос в этой деревне и, будучи подростком, прятался с матерью в полуподвале соседнего дома и наблюдал за всеми перипетиями памятного боя. Конечно, после этого невозможно было отказаться от короткого застолья, а потом мы с ним побродили вокруг школы, вспоминая детали события тридцатилетней давности.

В беседе выяснилось, что прах наших павших воинов после войны со всей округи был перенесен в город Накло, где создано кладбище советских воинов. 

В тот же день я побывал там, возложил на могилы цветы и низко поклонился своим однополчанам, не дожившим до Победы.

Запомнились бои за так называемый Поморский вал (Дойчкроне, Шнайдемюль), бой за пригород Штетина Альтдам и за Берлин. Наша дивизия опять же участвовала в окружении Берлина по северным его пригородам и первая замкнула кольцо западнее Берлина, встретившись с подразделениями 1-го Украинского фронта. 

В бою под Берлином погиб командир взвода разведки. В связи с тем, что боевые группы немцев прорывались из Берлина и стремились уйти к нашим союзникам, полк был выделен из соединения и вел бои между Берлином и рекой Эльбой, перехватывая эти группы по 400–500 бойцов. Запомнился жаркий двухдневный бой в подземных складах СС в районе села Эйхе. За участие в этих боях и взятие в плен в общей сложности более 2 000 гитлеровцев полк был награжден орденом Александра Невского.

Великая Отечественная война для меня закончилась 7 мая 1945 года, когда со взводом пешей разведки 1107-го стрелкового ордена Александра Невского полка 328-й стрелковой Краснознаменной Варшавской дивизии вышел на Эльбу, на западном берегу которой уже стояли американские войска.

Рассчитывал на скорое увольнение и продолжение учебы в университете. Жизнь распорядилась иначе. 15 мая 1945 года срочно откомандировали в аппарат военного коменданта и начальника гарнизона Большого Берлина, где служил до августа 1948 года. Работал последовательно в группе связи при обер-бургомистре Большого Берлина профессоре Артуре Вернере, непосредственно в аппарате коменданта Большого Берлина (ими последовательно были генералы Берзарин, Горбатов, Смирнов, Котиков). В мои обязанности входило ежедневно знакомиться со всеми издававшимися в Берлине газетами, готовить и докладывать коменданту города Берлина краткий обзор публикаций, представляющих для нас интерес. Затем работал в одном из комитетов Союзной комендатуры Большого Берлина, а один месяц даже в директорате тюрьмы Шпандау, где содержались Гесс, Шпеер, Нойрат и другие главные военные преступники, избежавшие смертной казни. Послевоенная служба в Берлине дала для моего развития многое.

В этот период сложилась семья, появился первый сын. Решил остаться в армии, стать военным юристом. В августе 1948 года успешно прошел в Карлсхорсте предварительный конкурс на поступление в Военно-юридическую академию 

(28 человек на четыре кандидатских места), а затем в Москве, непосредственно в академии, – основной конкурс (400 человек на 100 мест). Тогда в академии преподавали лучшие ученые-юристы: члены-корреспонденты Академии наук Строгович, Юшков, доктора наук Авдеев, Герцензон, Скрипилев, Загородников, Братусь и другие. Не считая марксистко-ленинского талмудизма, в остальном слушателей академии основательно готовили к прокурорско-следственной и судебной работе в войсках в духе строжайшего соблюдения материального и процессуального законодательства.

Академию закончил в 1953 году с отличием. Началась служба в органах Военной прокуратуры (ВП). Вся предшествующая жизнь неплохо подготовила к этой работе. Первые восемь лет служил на Северном флоте (военным следователем и старшим военным следователем ВП Беломорской флотилии, а затем старшим следователем ВП Северного флота). В обслуживании ВП Беломорской флотилии было много военно-строительных частей, строивших аэродромы и другие военные объекты, военных леспромхозов, разбросанных по всей Архангельской области и за ее пределами. Эти части, в основном, и пришлось обслуживать. В тот период по инициативе Н.С. Хрущева они были преобразованы в военно-строительные отряды. С военных строителей сняли погоны, военные уставы на них перестали распространяться. Привело это к тому, что многие военные строители в буквальном смысле превратились в «братьев-разбойников». Целые подразделения самовольно оставляли отряды. Грабежи, разбои, изнасилования, хулиганство, кражи со взломом из магазинов, сберкасс, почтовых отделений стали распространенным явлением. Участились убийства. Многие дела о тяжких преступлениях были настоящими «висяками». Их надо было раскрывать. Пригодились качества трудоголика, упорство, умение выявлять, собирать, сопоставлять и анализировать факты.

В этот период мною были раскрыты преступления по сложным уголовным делам. Приходилось расследовать дела о столкновении кораблей, об авиакатастрофах, об убийствах, хищениях оружия, сложные хозяйственные дела. 

Методика выявления и изобличения виновных в убийствах была описана в журнале «Социалистическая законность». В апреле 1960 года я был приглашен в Генеральную прокуратуру СССР на недельное совещание лучших следователей страны, где было заслушано мое сообщение о методике расследования дел о хищениях.

В начале 1961 года был переведен на Черноморский флот и назначен заместителем, а затем военным прокурором Авиации Черноморского флота. Прокуратура сначала располагалась в г. Евпатория, затем была передислоцирована в гарнизон Гвардейское (под г. Симферополь), а позже – в авиагарнизон Саки. По численности прокуратура была небольшой, а в обслуживании находилось девять авиационных гарнизонов, разбросанных по всему Крыму и за его пределами (американцы называли Крым «сухопутным авианосцем»). Кроме того, прокуратуре было вменено обслуживание ряда частей космической связи и военно-строительные отряды, строившие объекты космической связи, а также санатории «Фрунзенский» и «Крым» на южном берегу Крыма.

Восемь лет службы на Северном флоте, а затем восемь лет на Черноморском флоте были, пожалуй, самыми тяжелыми. И все же эти годы вспоминаются с удовлетворением. За успехи в работе многократно награждался ценными подарками, в том числе Главным военным прокурором. Работа прокуратуры в ежегодных докладах военного прокурора Черноморского флота Главному военному прокурору оценивалась положительно.

Невозможно обойти молчанием бытовые условия жизни и работы. Эту тему не принято затрагивать: мол, это мелочи. Но ведь наша жизнь и состоит во многом из мелочей. Нынешнему поколению неплохо знать, в каких условиях мы жили и работали. Для сравнения.

Первую квартиру (с печным отоплением и удобствами на улице) я получил, когда был уже прокурорским работником и имел трех детей (младший – грудничок). До этого семья ютилась на частных квартирах или в служебных коммуналках. 

На Северном и Черноморском флотах я к семье возвращался только чтобы помыться и сменить белье. Причем мыться приходилось в городских и гарнизонных банях. 

За 38 лет календарной службы в армии и на флоте пришлось девять раз переезжать, а каждый переезд, как известно, равен пожару. Правда, гореть было нечему. Но все равно переезды всегда связаны с большими жилищными и прочими проблемами. Мебель (целый гарнитур!) я впервые приобрел в пятьдесят лет, будучи уже полковником. Большие проблемы на Северном флоте были с продовольствием. Основные продукты – треска, сушеный картофель, макароны и крупы. Иногда удавалось в командировках купить пару килограммов сахара или несколько банок сгущенки, несколько пачек масла. Это была удача.

В августе 1968 г. я был вызван в ГВП и срочно направлен заместителем военного прокурора Северной группы войск в Польскую народную республику. В эти дни войска стран Варшавского договора вошли в Чехословакию. Туда же убыл организовывать военную прокуратуру новой Центральной группы войск прокурор СГВ Е.И. Дорофеев. Пришлось длительное время исполнять его обязанности.

Оперативный состав (следователи и помощники прокуроров) самой прокуратуры Северной группы войск и подчиненных ей прокуратур к этому времени был существенно обновлен за счет молодых следователей, не имевших достаточного опыта. Приходилось контроль сочетать с обучением людей.

Особое внимание уделялось борьбе с правонарушениями, затрагивающими интересы польского населения.

По договору между СССР и ПНР в Польше действовала смешанная польско-советская комиссия, которая решала вопросы компенсации ущербов, причинявшихся советскими войсками Польше. Ее сопредседателем с нашей стороны был военный прокурор группы войск. В связи с этим приходилось принимать меры к тому, чтобы вовремя выявлять, фиксировать и объективно оценивать эти ущербы. Дело в том, что польская страна постоянно завышала оценки ущерба, возникавшего по вине нашей стороны: сгорел подлесок на площади 1 га – поляки же предъявляли претензию на уничтожение спелого строевого леса на 3 га, разрушен мостик через ручей – а у них фигурировал капитальный мост стоимостью в 10 раз дороже. В целом же отношения были самые теплые, дружеские. За участие в прошлом в освобождении Польши, в частности Варшавы, а также за активное взаимодействие с польскими правоохранительными органами Правительство ПНР наградило меня орденом «Кавалерский крест». За участие в освобождении Польского Поморья (бывшая Померания) награжден медалью «Гриф Поморский».

Много внимания уделялось аналитической работе, обобщению данных о состоянии криминогенной обстановки. Командованию группы войск направлялись представления о состоянии законности в войсках с конкретными предложениями. 

Для выступлений на Военном Совете СГВ часто приходилось готовить необходимые материалы. Велась борьба с фактами посылки командирами частей личного состава на польские предприятия. Проводилось много других мероприятий.

За активное участие в укреплении законности в войсках группы Указом был награжден Почетной грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР. Тогда же был аттестован на должность военного прокурора округа, флота, группы войск.

В сентябре 1973 года мне предложили перевод на Черноморский флот на равнозначную должность с перспективой назначения в ближайшее время на должность прокурора флота, которая вскоре освободилась.

Одновременно поступило предложение военного прокурора Ракетных войск стратегического назначения (РВСН) генерала Н.И. Вахатова занять должность его старшего помощника – начальника отдела судебного надзора (Н.И. Вахатов хорошо знал меня по делам на Северном флоте). Принял его предложение и в этой должности работал с октября 1973 года до увольнения в запас в 1981 году.

Отдел был укомплектован опытными работниками (в основном из бывших военных прокуроров ракетных армий и гарнизонов). Работа заключалась в изучении кассационных и надзорных дел и даче по ним заключений. Помимо этого, обобщали и рассылали в низовые прокуратуры (их было более двух десятков) обзоры о качестве государственного обвинения и кассационных протестов. Наряду с уголовными делами, военные трибуналы в наших закрытых гарнизонах рассматривали и гражданские дела. 

Мне, как начальнику отдела – старшему помощнику прокурора РВСН, часто приходилось возглавлять бригады по проверке работы нижестоящих прокуратур, разбросанных по всей территории СССР. Изучение деятельности прокуратур, дача полной и объективной оценки их работы были непростым делом.

За успехи в работе был награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных силах» III степени. В 1980 году было присвоено почетное звание Заслуженного юриста РСФСР.

После увольнения в запас с 1981 по 1991 годы работал в Верховном Суде СССР в качестве старшего консультанта: обобщал судебную практику по многим категориям уголовных дел и готовил проекты руководящих постановлений Пленума и обзоры судебной практики. Постановления и обзоры публиковались в Бюллетене Верховного Суда СССР.

После распада СССР перешел на работу в Минюст России, где длительное время возглавлял отдел административного законодательства. Отдел изучал проекты законов и готовил по ним заключения для Правительства и Верховного Совета (позднее Госдумы). Много законопроектов пришлось подготавливать и в самом отделе. В переходный период для страны в этом была острая необходимость. 

В течение нескольких лет значительное время уходило на разработку проекта нового Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях.

С учетом возрастных требований Закона «О государственной службе» в 2005 году перешел на работу в качестве старшего научного сотрудника в Институт по изучению проблем эффективности законодательства в Российской правовой академии Минюста России: занимался проблемами совершенствования уголовного и административного законодательства. Публикуюсь. Присвоено звание Почетного работника органов юстиции.

В 2007 г. Ученый совет академии по результатам конкурса вновь утвердил меня в должности старшего научного сотрудника еще на пять лет, но 6 февраля 2009 г. с учетом возраста и здоровья уволился. Считая с момента призыва в армию 

(6 февраля 1943 г.), прослужил государству ровно 66 лет. 

Интерес к своей работе, желание быть нужным помогают быть постоянно в рабочем строю. Поэтому не бросаю научной работы и сейчас. Пишу и публикую материалы о проблемах эффективности действующего законодательства.

У меня два сына, дочь и шесть внуков. Если бы пришлось начать жизнь с начала, то повторил бы тот же путь.

В.Г. Гаршин. «Жизнь прожить – не поле перейти». Воспоминания