Самойлов Сергей Анисимович
г. Москва
Сергей Анисимович Самойлов родился 24 декабря 1929 г. Ветеран Великой Отечественной войны (житель блокадного Ленинграда). Государственный советник юстиции 2-го класса, Почетный работник Прокуратуры, Почетный работник юстиции, ветеран труда, участник ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС в 1986 году.
В Минюсте России – зам. начальника Управления конституционного законодательства, Управления судебно-экспертных учреждений.
Государственные награды: медали в ознаменование 50-летия и 60-летия победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., «Ветеран труда», «За спасение погибавших», «В память 850-летия Москвы», знак «Жителю блокадного Ленинграда», Почетная грамота Президиума Верховного Совета СССР. Награжден многими ведомственными медалями и знаками отличия прокуратур СССР и Российской Федерации, Министер-ства юстиции Российской Федерации, Министерства иностранных дел Российской Федерации и Центрального совета Всесоюзного общества «Знание».
______________________________________________________________________________________________
Сергей Анисимович Самойлов родился 24 декабря 1929 г. в семье рабочих. Родители погибли от голода в блокадном Ленинграде в 1942 г. Воспитывался во Всеволожском детском доме, который в июле 1942 г. был эвакуирован в Горьковскую область. В этой области в городе Павлове закончил художественное ремесленное училище № 34 по специальности гравера по художественной обработке металлических изделий и одновременно – вечернюю среднюю школу рабочей молодежи, затем – Ленинградскую следственную школу Прокуратуры СССР и заочно – юридический факультет Ленинградского госуниверситета, а позднее – и вечерний Университет марксизма-ленинизма при Московском горкоме КПСС.
По окончании художественного ремесленного училища № 34 в этом же училище и начал трудовую деятельность в качестве мастера производственного обучения, проработав два года. Затем около 40 лет прослужил в органах прокуратуры, пройдя путь от следователя района до старшего помощника Генерального прокурора СССР. Выполнил ряд особо важных заданий. Принял непосредственное участие в разработке ряда крупных законопроектов, в том числе о конституционном надзоре, о Прокуратуре СССР. В течение трех лет (1982–1985 гг.) работал советником Генерального прокурора Республики Куба. В ноябре 1986 года в течение
18 дней участвовал в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС в качестве члена Правительственной комиссии и руководителя вахтовой группы прокуроров по осуществлению надзора за точным исполнением законов участниками ликвидации последствий катастрофы в условиях чрезвычайной обстановки в чернобыльской зоне отчуждения. Является одним из авторов ряда книг по вопросам прокурорского надзора.
В связи с ликвидацией в декабре 1991 г. СССР и союзных органов, в том числе и Прокуратуры СССР, в марте 1992 г. был приглашен на работу в Министерство юстиции Российской Федерации, где в течение трех лет работал заместителем начальника Управления конституционного законодательства и начальником отдела законодательства о государственном устройстве. В этот период разработал ряд законопроектов, направленных на расширение полномочий министра юстиции и укрепление органов юстиции, а также непосредственно участвовал в разработке проекта закона о Правительстве Российской Федерации и многих других важных законодательных актов. В последующие годы работал заместителем начальника Управления судебно-экспертных учреждений. На этом посту внес существенный вклад в развитие и укрепление экспертных учреждений Минюста России. Удостоен звания «Почетный работник юстиции». Награжден медалями Анатолия Кони,
«За усердие» и рядом других знаков отличия.
В возрасте 68 лет ушел на пенсию (в ноябре 1997 года). Однако активно участвовал в разъяснении законодательства. В последующие годы из печати вышло восемь книг с разъяснениями российского законодательства по вопросам пенсионного обеспечения, наследования, землепользования, защиты интеллектуальной собственности, охраны прав ветеранов войны, труда, боевых действий. С.А. Самойлов один из основных авторов этих книг. Активно сотрудничал с аппаратом Государственной Думы, прорецензировав многие законопроекты. Разработанный им законопроект «О незаконных вооруженных формированиях» был принят депутатами единогласно.
В 2008 г. опубликована первая часть его автобиографических воспоминаний «Прожитые годы не браню». Является автором многих статей правовой тематики в газетах и журналах.
Если по-хорошему, то профессию, как и жену, надо выбирать один раз и на всю жизнь. Не каждому это удается. Ведь выбор приходится делать в молодости, а молодости свойственны ошибки. А еще примешиваются разные жизненные обстоятельства, которые нередко и управляют нами, как бы мы тому ни противились. И бывает, что приходится двигаться не прямолинейно, а зигзагами, не по асфальтированной дорожке, а по рытвинам и ухабам. Вот такой дорогой я и вышел, в конце концов, на путь профессионального служения Закону, на путь юриста, которым и прошел почти всю свою долгую жизнь. А начинал трудовую деятельность профессиональным художником-гравером, начинал успешно. Вырос до мастера своего дела и стал учить других овладению этой благородной профессией.
И поскольку я был всецело увлечен граверным делом и обладал задатками художника, что признавали мои учителя, отправив одну мою большую гравюру, выполненную на металле, в подарок Сталину в честь его семидесятилетия, то, скорее всего, так и прожил бы в этой профессии всю жизнь. Но вмешались обстоятельства: быстро падало зрение, а решить эту проблему с помощью очков не удалось. Вот и пришлось выбирать новую профессию. И я не жалею об этом. В общем-то, считаю, что жизнь сложилась удачно. Грех жаловаться человеку, дослужившемуся на юридическом поприще до генеральских чинов и в органах прокуратуры, и в органах юстиции. Поэтому вышедшую из печати в 2008 году (издательство «Граница») первую часть своих воспоминаний так и назвал: «Прожитые годы не браню».
А начиналась жизнь трудно, как и у всего поколения, к которому я принадлежу, поскольку детство и молодость нашего поколения были опалены войной. Она и оставила свой неизгладимый след в судьбе миллионов моих сверстников.
Я родился в Ленинграде в тяжелое для страны время – в декабре 1929 года, в семье простых заводских рабочих. Причем отец, работая на заводе кузнецом, был совершенно неграмотным человеком, не умевшим даже расписаться. А мне, сразу же подчеркну, Советская власть дала возможность бесплатно окончить пять учебных заведений и получить два высших образования – юридическое и политическое.
И я всегда с особой благодарностью отмечаю это.
Война застала меня в дачном поселке близ станции Мельничный Ручей в одиннадцати километрах от северной границы Ленинграда. Я жил в это тревожное время с родителями и старшей сестрой в отдельном деревянном доме с мансардой. Этот дом мы получили от Советской власти в 1934 году и переехали в него из Ленинграда, где проживали в одной из комнат заводского общежития. В нашем распоряжении был и большой участок земли. Жили нормально. Не бедствовали. Отец вышел на пенсию по инвалидности, а мама продолжала работать в Ленинграде на заводе. Ничто не омрачало нашей жизни, пока не началась война. Мне шел двенадцатый год, когда Ленинград и наш район оказались в кольце блокады. Мое детское военное ветеранство выразилось в том, что я участвовал в сооружении солдатских землянок перед нашим домом, вместе со взрослыми и военными осуществлял ночное патрулирование территории поселка в целях обнаружения диверсантов, запускающих ракеты и указывающих мишени для немецких бомбардировщиков, пережил голод ленинградской блокады.
Бомбежки и особенно голод нещадно косили людей. Чем только не питались, борясь за жизнь. Крохами хлеба наполовину с древесными опилками и жмыхом, крапивой и лебедой и даже растопленным в воде вонючим столярным клеем. Нашей семье сначала пришлось съесть свою дворовую собаку, а затем и собаку соседки. Родители, спасая нас, обделяли себя во всем. Мы с сестрой выжили, а они погибли голодной смертью: 10 февраля 1942 года умер отец, а 15 мая того же года – мама. Они похоронены в братских могилах. После смерти родителей военные разместили в нашем доме штаб, поскольку дом был зимним, а мне и сестре велели идти во Всеволожский детский дом, куда мы и отправились. А 1 июля 1942 года всех воспитанников детского дома через Ладожское озеро на двух пароходах вывезли из блокадного Ленинграда «на большую землю». Пароходы сопровождались военными катерами и истребителями, но немецкие самолеты нас все-таки бомбили (через иллюминаторы я видел на волнах разрывы бомб). Наш детский дом был эвакуирован в Горьковскую область. Так закончилось мое печальное десятимесячное проживание в блокаде.
В Горьковской области детский дом разместился в большом и красивом селе Филинское в двух двухэтажных деревянных бараках, принадлежащих местной слюдяной фабрике, передавшей нам все свое хозяйство. Как ни тяжело было стране, но о детдомовцах проявлялась постоянная забота. Мы были обуты, одеты и накормлены, учились в школе, имея все необходимые учебники. У каждого были лыжи. Имелся и другой спортивный инвентарь. Были и музыкальные инструменты: гитары, мандолины, балалайки. Девочки обеспечивались вышивальными нитками. Была хорошая библиотека. И прекрасные воспитатели, приехавшие вместе с нами из Ленинграда. С первого же дня мы участвовали в колхозных работах: ходили на прополку, убирали картошку, очищали капусту от тлей, собирали горох, работали даже на молотилках. Во многом обслуживали себя сами. Я, например, участвовал в ремонте обуви детдомовцев, заготовке дров, оштукатуривании помещений, обновлении кровли бараков новой дранью (научился забивать длинный драночный гвоздь с двух ударов). Вдвоем с местным мастером покрыл дранью служебные помещения паточного завода, заработав на новый костюм. Мы жили полнокровной жизнью. И вряд ли у кого-то из нас повернется язык на худое слово о том времени. И в своей поэме я выразил это такими словами: «В детдоме был я приучен к труду, к порядку, к дисциплине».
В детском доме прожил шесть лет, закончил 8 классов и с учетом проявившихся способностей к рисованию 1 сентября 1947 года был принят на учебу в Павловское художественное трехгодичное ремесленное училище №34, готовившее граверов-художников по металлу по трем специализациям. Как и все, находился на полном государственном обеспечении. После успешного окончания училища по специальности гравера по художественному оформлению металлических изделий был назначен в этом же училище мастером производственного обучения учащихся третьего курса. Одновременно с училищем окончил вечерню среднюю школу рабочей молодежи. Тоже бесплатно. Поскольку слабеющее зрение не позволяло совершенствоваться в граверном мастерстве, я по рекомендации Павловского горкома партии (в училище был принят в члены коммунистической партии, чем был чрезвычайно горд) после двух лет работы мастером производственного обучения поступил в двухгодичную Ленинградскую следственную школу Прокуратуры СССР. Бесплатное общежитие и стипендия в 460 рублей позволяли прожить два года без проблем. По окончании школы был направлен в распоряжение прокуратуры Курской области, где приступил к работе в должности следователя районной прокуратуры. Так началась моя деятельность прокурорского работника в чине младшего юриста. Сразу же поступил на заочное отделение юридического факультета Ленинградского госуниверситета и в течение шести лет учился в этом университете за счет государства, за что приношу советской власти огромную благодарность. Постепенно рос по службе: старший следователь, прокурор следственного отдела, заместитель начальника следственного отдела прокуратуры области.
В 1967 году в Курск с проверкой по вопросам борьбы с преступностью прибыла большая бригада ЦК КПСС (20 человек) во главе с заведующим сектором административного отдела ЦК Сухаревым Александром Яковлевичем, впоследствии ставшим Генеральным прокурором СССР. Представителем Прокуратуры СССР в этой бригаде и руководителем группы прокурорских работников центрального аппарата был заместитель начальника следственного управления Тюрин Сергей Васильевич. Мне пришлось с ними тесно общаться в ходе проверки и даже вместе с Сухаревым и Тюриным выехать в Тимский район с проверкой. Работа прокуратуры области получила хорошую оценку со стороны московской бригады. Высоко были оценены и мои деловые качества. Сухарев и Тюрин сочли целесообразным пригласить меня на работу в Прокуратуру СССР, что меня и удивило, и обрадовало, так как я и в мыслях не держал возможности работать в центральном аппарате высшей прокурорской инстанции.
В Москву я переехал уже состоявшимся прокурорским работником в чине советника юстиции, имея за плечами 13 лет стажа. Я увозил с собой жену, сына и дочь. Москва приняла нас радушно. Несмотря на середину учебного года, жена рядом с домом получила работу в школе, причем с большой нагрузкой часов, в результате ее зарплата оказалась намного выше моей – 250 рублей (у меня – 150). Сразу же рядом с домом без каких-либо проблем устроили и дочь в детский сад.
В следственном управлении Прокуратуры СССР я быстро набирался опыта. Объездил с проверками всю страну, дважды побывал в служебных заграничных командировках. Рос по службе: прокурор следственного управления, прокурор-методист следственного управления (с персональным окладом), заместитель начальника следственного управления и одновременно помощник Генерального Прокурора СССР. По этой должности Указом Президиума Верховного Совета СССР мне был присвоен первый «генеральский» чин – чин государственного советника юстиции 3-го класса. В этот период пришлось проделать огромную работу по сохранению в прокуратуре следственного аппарата, на который претендовал тогдашний влиятельный Министр внутренних дел СССР Н.А. Щелоков. Вопрос в 1978 году обсуждался на заседании Политбюро ЦК КПСС под председательством Л.И. Брежнева. Политбюро заняло сторону Прокуратуры СССР в принципиальном споре с МВД СССР, ибо сохранение в органах прокуратуры следственного аппарата для расследования наиболее опасных преступлений способствовало высокой эффективности прокурорского надзора за законностью. В этот же период мною был разработан ряд проектов законов, направленных на укрепление законности в деятельности следственного аппарата, которые по представлению Генерального Прокурора СССР Р.А. Руденко были приняты Верховным Советом СССР.
В июне 1982 года по обращению кубинской стороны и по решению секретариата ЦК КПСС Генеральный Прокурор СССР А.М. Рекунков командировал меня в Республику Куба в качестве советника Генерального прокурора этой страны сроком на один год. Но по просьбе кубинской прокуратуры проработал там три года, делясь опытом работы советской прокуратуры и консультируя по различным вопросам организации прокурорского надзора. Особенно горжусь тем, что по поручению Генерального прокурора Кубы разработал для них проект закона о прокуратуре Республики Куба с учетом кубинской специфики, за что мне кубинской стороной официально была выражена благодарность.
По возвращении на Родину в июне 1985 года был назначен начальником отдела (на правах самостоятельного управления) по систематизации законодательства и пропаганде советских законов, позднее преобразованного в отдел законопроектной работы. Одновременно был назначен старшим помощником Генерального Прокурора СССР. Указом Президиума Верховного Совета СССР мне был присвоен очередной чин – чин государственного советника юстиции 2-го класса.
В этой должности мне довелось выполнить ряд особо важных поручений Генерального Прокурора СССР А.М. Рекункова. Так, в ноябре 1986 года выехал в Чернобыль для завершения вахтового участия работников Прокуратуры СССР в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. Являлся членом правительственной комиссии и одновременно в течение восемнадцати дней руководил вахтовой группой прокуроров по осуществлению надзора за точным исполнением законов участниками ликвидации последствий катастрофы. За активное участие в этой работе указом Президента Российской Федерации награжден медалью
«За спасение погибавших». Во главе группы прокуроров выезжал в Баку для выполнения поручения М.С. Горбачева о проверке обоснованности решения пленума ЦК компартии Азербайджана об освобождении прокурора Азербайджанской ССР Г.А. Мамедова от должности и исключения из партии. По подготовленным мною материалам партийной комиссией ЦК КПСС Г.А. Мамедов был восстановлен в партии. В Верховном Суде СССР выступил в качестве государственного обвинителя в большом уголовном процессе по делу группы банкиров советского зарубежного банка, преступными действиями которых государству был причинен колоссальный ущерб. Преступники приговорены к лишению свободы. Также в Верховном Суде СССР вновь выступил государственным обвинителем в крупном уголовном процессе по делу витебского маньяка Михасевича, совершившего на протяжении 14 лет убийство 38 женщин. Судебная коллегия согласилась с моим требованием и приговорила убийцу к смертной казни. Приговор приведен в исполнение. Непосредственно занимался разработкой проекта Закона о дополнении Закона о Прокуратуре СССР. Наши предложения Верховным Советом СССР были приняты, и на тот период Закон о Прокуратуре СССР давал в руки прокуроров эффективные средства для успешной борьбы с любыми нарушениями законов.
К сожалению, в период затеянной Горбачевым во второй половине восьмидесятых годов так называемой перестройки и беспредельной гласности органы прокуратуры подверглись со стороны средств массовой информации бездумной обструкции и шельмованию, что способствовало ослаблению борьбы с преступными проявлениями местничества и национализма. Прокуратура под влиянием безвольной и неразумной политики руководителя СССР Горбачева оказалась праздным наблюдателем по сути преступного уничтожения страны в декабре 1991 года. Я, как и миллионы истинных патриотов, тяжело переживал гибель великой и процветающей державы. Эта боль не проходит и спустя почти двадцать лет. К тому же обидно сознавать, что никто из виновников трагедии вселенского масштаба так и не понес наказания, а некоторые из них даже процветают и возвеличиваются на государственном уровне. Любая несправедливость гнетет. А такого уровня – тем более.
В связи с ликвидацией союзных органов, в том числе и Прокуратуры СССР, я вышел на пенсию по возрасту и выслуге лет, хотя еще был полон сил. В марте 1992 года был приглашен на работу в Министерство юстиции Российской Федерации и назначен заместителем начальника Управления конституционного законодательства и начальником отдела законодательства о государственном устройстве. Участок работы оказался на редкость острым и злободневным. Вся государственная политика новой России, реализуемая через законопроекты, пошла через меня. Нелегко было противостоять многочисленным прожектам министерств и ведомств. По поручениям руководства Минюста я мотался по различным комиссиям, представляя Минюст и отстаивая интересы государства и закона.
Ограничусь двумя примерами. В первом случае на заседании правительственной комиссии под председательством заместителя председателя Правительства России (за давностью лет я уже забыл его фамилию, но помню, что фамилия у него была грузинская) среди многих вопросов обсуждался и проект постановления Правительства о выделении Калмыкии 50 млн рублей на восстановление мечети в Элисте. Когда подошли к обсуждению данного проекта, то присутствующие министры и заместители министров почему-то замолчали. Пауза затянулась, и я решил вмешаться. С возмущением стал говорить о том, что в такое сложное для страны время (1992 год) предлагается выделить огромную сумму на восстановление мечети. Если, сказал я, верующие так нуждаются в этой мечети, то и пусть восстанавливают ее за свой счет, а не за счет государства. Меня сразу же поддержал министр Тишков, а следом за ним – и многие другие. Предложение о выделении денег было решительно отвергнуто. А зам. Председателя Правительства выразил возмущение неподготовленностью вопроса. Его помощник похвалил меня за правильный и принципиальный подход к решению проблемы.
Второй пример связан с участием в одном из заседаний Президентской комиссии по гражданству, членом которой являлся министр Федоров. Федоров отправил меня. Обсуждался вопрос о допустимости двойного гражданства. На этом особенно рьяно настаивал член комиссии писатель Войнович, имевший к тому времени двойное гражданство. Я выступил против. Но признал возможность в порядке исключения иметь двойное гражданство только гражданам бывших союзных республик СССР. То есть наряду с гражданством своей республики им можно было разрешить при желании приобретать гражданство Российской Федерации. Естественно, я обосновал свою позицию и попутно высмеял позицию Войновича. И на этот раз большинство членов комиссии со мной согласилось. К сожалению, в последующие годы столь важный принцип в российском законодательстве о гражданстве был нарушен.
В Минюсте я пережил пять министров – Федорова, Колмыкова, Ковалева, Степашина и Крашенинникова. С каждым удалось решить ряд весьма важных проблем.
Приятные воспоминания остались от общения с Н.В. Федоровым. Еще когда я работал в Прокуратуре Союза, я опубликовал в «Советской России» статью «Зуд реорганизации» (04.08.1990), в которой подверг Федорова резкой критике за высказанное им в 27-м номере еженедельника «Коммерсант» амбициозное заявление о том, что он «в ближайшее время… собирается осуществить объединение аппарата Министерства юстиции с прокуратурой». Поэтому полагал, что дорога в Минюст для меня закрыта. Но Федоров не только не затаил на меня обиды, а напротив, доверил возглавить важное направление работы Минюста – вопросы законодательства о государственном устройстве. И в дальнейшем относился ко мне с доверием. Лишь в одном случае он со мной не согласился (полагаю, по политическим соображениям), когда я дал заключение о законности антиельцинского Устава «Фронта национального спасения», созданного небезызвестным Константиновым. Суматошное было время. А вообще, Федоров был постоянно нацелен на повышение роли Минюста в системе государственных органов и вопреки мнению всех членов коллегии поддержал мое предложение о наделении Минюста следственными функциями по некоторой категории дел о должностных преступлениях. По его поручению мною был подготовлен соответствующий законопроект, который Федоров представил Ельцину. Но Ельцин посчитал нецелесообразным создавать дополнительный силовой правоохранительный орган. Годы спустя Минюст все-таки стал таковым, хоть и в другом качестве. А тогда, при Федорове, сумбурная ельцинская власть так увлеклась «демократизацией» прав субъектов Федерации, что на законодательном уровне даже лишила министра юстиции России права хотя бы принимать участие в назначении министров и начальников управления юстиции в республиках, краях и областях, что прошло мимо внимания руководителей федерального Министерства юстиции. Министр юстиции Российской Федерации оказался генералом без армии, имевшим в своем подчинении лишь работников центрального аппарата. Каким бы нескромным человеком в чьих-то глазах я не выглядел, но с удовлетворением скажу, что именно мною было обращено внимание Федорова на эту нелепость. Он дал поручение начальнику Управления кадров Дементьеву подготовить соответствующий законопроект. А когда через месяц министр поинтересовался исполнением его поручения, то оказалось, что никто из обязанных исполнить это поручение и не шелохнулся. Естественно, Федоров возмутился. По поручению его заместителя С.М. Юдушкина я не только срочно подготовил законопроект, но и предварительно согласовал его с руководителями трех профильных комитетов тогдашнего Верховного Совета РСФСР, убедив их в необходимости наделения Министра юстиции России правом назначения (пусть и по согласованию с органами власти субъекта Федерации) руководителей местных органов юстиции. И такой закон был принят. Министр юстиции Российской Федерации стал действительно полноправным руководителем органов юстиции страны.
А при сменившем Федорова Министре юстиции Российской Федерации Ю.Х. Колмыкове мне довелось решать еще более трудную задачу. Исполняющий в то время обязанности руководителя Правительства Российской Федерации Гайдар поручил Министерству юстиции срочно подготовить проект закона о Правитель-стве Российской Федерации. Юрий Хамзатович поручил подготовить такой проект мне в десятидневный срок, освободив меня от всей текущей работы, которая на возглавляемый мною отдел шла валом в связи с необходимостью приведения всего законодательства в соответствие с новой Конституцией Российской Федерации. Конечно, работать пришлось не с голого листа. Уже был подготовлен заместителем Гайдара Шахраем хотя и весьма легковесный, но все же проект закона о Правительстве Российской Федерации. Кроме того, различные направления деятельности Правительства определялись во многих правовых актах разного уровня. Имея эту правовую базу, я и разработал проект закона о Правительстве Российской Федерации, сделав упор на ответственность Правительства перед страной и народом за каждое конкретное направление деятельности, на необходимость регулярного отчета Правительства и отдельных его членов перед парламентом и народом как в целом о проделанной работе, так и по отдельным направлениям, расписав процедуру таких отчетов. Проект получился очень жестким для Правительства и его министров. И хотя Колмыков полностью согласился с подготовленным мною проектом, но не скрывал своей озабоченности тем, что с такими жесткими требованиями в Правительстве могут и не согласиться. Поэтому «на всякий случай» поручил подписать проект своему первому заместителю В.М. Кузьмину, что тот и сделал, тоже согласившись с проектом.
Проект ушел в Правительство. Но там его в аппарате Правительства настолько выхолостили, упростили, убрав всякое упоминание о какой-либо ответственности Правительства, что этот закон потерял всякий смысл. Когда в таком виде проект поступил к Колмыкову, он попросил меня ничего не переделывать, а только проверить, не допущены ли какие-либо правовые ошибки. Небольшие ошибки действительно были, мы обратили на них внимание, и Колмыков, к сожалению, подписал проект. В таком виде он и был воплощен в закон. И я не припомню случая, чтобы кто-то, где-то, когда-то на него ссылался.
Поскольку большую часть своей жизни я посвятил следственной работе, то, как только появилась вакансия заместителя начальника Управления судебно-экспертных учреждений, попросил руководство Минюста назначить меня в это управление. Моя настойчивая просьба в конце концов была удовлетворена. Я с большим интересом окунулся в близкую мне по духу работу и могу утверждать, что кое-что сделал для укрепления и развития экспертных учреждений Минюста, в том числе для укрепления их материальной базы и создания региональных центров судебной экспертизы. Нам удалось добиться принятия Правительством Российской Федерации постановления, по которому подчиненные непосредственно Минюсту научно-исследовательские лаборатории судебной экспертизы были преобразованы в лаборатории судебной экспертизы с акцентом на решение практических задач, стоящих перед следственными и судебными органами. В этот период при министре Ковалеве пришлось выдержать трудную борьбу за сохранение в непосредственном подчинении Минюста лабораторий судебной экспертизы. В условиях крайне ограниченного федерального финансирования работы этих лабораторий в ряде субъектов Российской Федерации стали предприниматься попытки переподчинить их местным органам власти. А президент Башкирии Рахимов бесцеремонно издал указ о признании Башкирской лаборатории собственностью республики.
Во исполнение этого указа Правительство Башкирии издало постановление о подчинении лаборатории Министерству юстиции республики Башкортостан. Министр юстиции республики издал приказ о создании комиссии по приему лаборатории и ее имущества. На наши письма о незаконности всех этих действий президент Рахимов отвечал отказом под предлогом неудовлетворительного финансирования деятельности лаборатории со стороны Минюста России. Право, забавное было время. Если один президент счел возможным расстреливать из пушек законно избранный российский парламент, то почему президенту Рахимову нельзя присвоить в пользу республики учреждение прямого федерального подчинения со всем его имуществом. Тем более, если федеральная власть не имеет средств финансировать это учреждение, а республиканская власть имеет. Вот такие были времена. И ничего не оставалось делать, как бить тревогу, теребить Минфин о немедленном выделении денег и идти на унизительные уговоры Рахимова, чтобы он не своевольничал. А у Ковалева по Положению о Министерстве юстиции Российской Федерации не было права отменить даже незаконный приказ министра юстиции республики.
– Так что же будем делать? – спросил меня Ковалев, не скрывая некоторой растерянности.
– Полагаю, что следовало бы командировать Юдушкина в Уфу на встречу с Рахимовым, проявив тем самым к нему уважение, и убедить его в необходимости отмены незаконного указа и всех правовых актов, изданных во исполнение этого указа, – ответил я.
Ковалев досрочно отозвал Юдушкина из отпуска и командировал в Башкирию на переговоры с Рахимовым. Юдушкин взял меня с собой. Беседа с Рахимовым прошла очень дружелюбно. Рахимов вовсю ругал Ельцина за бездарное управление страной, похвастался тем, что он и в президенты-то пошел, когда увидел, какой бардак устроила в стране федеральная власть, что он ничто не стал разрушать, сохранил все колхозы, все названия центральных улиц, носящих имена Ленина и других выдающихся деятелей советской эпохи. Рахимов произвел на меня хорошее впечатление. А наша с ним достаточно продолжительная встреча и откровенная беседа завершилась тем, что в тот же день были отменены все незаконные правовые акты, принятые в отношении Башкирской лаборатории, и нам вручены копии этих документов.
Что касается краткого периода работы Степашина Сергея Вадимовича в должности министра, то с удовлетворением могу отметить о проведении в этот период весьма крупного мероприятия – двухдневного всероссийского совещания в городе Ростове по проблемам развития учреждений судебной экспертизы Министерства юстиции Российской Федерации и повышения уровня экспертных исследований. Мною были сделаны основной и заключительный доклады с анализом положения и определения направлений совершенствования работы.
Совсем немного пришлось поработать под руководством Министра юстиции П.В. Крашенинникова. Могу лишь отметить, что к этому периоду непосредственно мною была разработана программа развития учреждений судебной экспертизы, которая достаточно успешно реализуется Минюстом в настоящее время.
Имея право на прокурорскую пенсию по выслуге лет, и в связи с ухудшением состояния здоровья (являюсь инвалидом 2-й группы третьей степени нетрудоспособности) в ноябре 1997 года уволился по собственному желанию. С того времени и веду образ жизни пенсионера и ветерана органов прокуратуры и юстиции. О работе в этих органах вспоминаю с большой теплотой. И должен признать, что именно работа в Министерстве юстиции Российской Федерации значительно расширила мой не только юридический, но и политический кругозор. И при всех пяти министрах посчастливилось делать свое дело так, чтобы укреплялась и развивалась система. Это главное. А в особо положительном плане выделить хотел бы Федорова, Колмыкова и Крашенинникова. Общаться с ними по делам службы было легко и приятно. Но еще более хотелось бы выделить заместителя министра юстиции Юдушкина Станислава Марковича, который привил мне высокую культуру работы с законами и законопроектами, что особенно помогло мне в дальнейшем, уже в период пребывания на пенсии, когда по авторским договорам с различными издательствами разъяснял и комментировал действующее законодательство, рецензировал для Государственной Думы законопроекты.
А еще хочу выразить сердечную благодарность общественной организации «Ветераны юстиции», членом которой являюсь с первого дня ее существования. Руководители этой организации Орлов Ю.Д., Шачнев В.И., Клокун Ю.И., Каневская Л.С. проявляют большую заботу о ветеранах юстиции, умело поддерживают хорошие отношения между ветеранами, создавая многочисленными мероприятиями живое общение бывших работников юстиции. Ветераны таким образом чувствуют неразрывную связь с Министерством юстиции, службе в котором отдали многие годы своей жизни. Это очень важно и необходимо для ветеранов. Они хотят очень немного – чтобы их помнили.
С.А. Самойлов. Воспоминания. 2009 г.