ВЕТЕРАНЫ ЮСТИЦИИ. 
О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ

Раиль Нурович Гильманов, труженик тыла военных лет, бывший заместитель руководителя Департамента законодательства о государственной безопасности – начальник отдела, государственный советник юстиции Российской Федерации 1 класса.

 

Р. Н. Гильманов родился 9 апреля 1933 г. в деревне Паченке Нижне-Тавдинского района Тюменской (в те годы Омской) области. В 1956 году окончил Свердловский юридический институт.

Работал в органах прокуратуры, избирался членом Московского городского суда, был начальником отдела контроля и исполнения судебных решений Верховного Суда РСФСР. В Минюсте работал заместителем руководителя Департамента законодательства о государственной безопасности – начальником отдела судоустройства и процессуального законодательства.

Почетный работник юстиции России. Награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», медалями Анатолия Кони, «В память 200-летия Минюста России», «За усердие» II степени, другими медалями.

 

 

Сегодня у нас в гостях ветеран юстиции Раиль Нурович Гильманов. Он прожил очень содержательную жизнь, ему есть о чем вспомнить. Раиль Нурович, расскажите, пожалуйста, о своем жизненном пути.

Спасибо. Я хотел бы начать свой рассказ с парадоксов: в это трудно поверить, но мой отец, Нуридин Гильманов (а по-русски его звали Андреем Игнатьевичем) – участник русско-японской войны 1905 г. Вернувшись с войны, он встретился с моей матерью, которая моложе него на 10 лет. Они прожили долгую, интересную, временами трагическую жизнь. Это был период гражданской войны и голода, они жили на севере Тюменской области. Жили небогато, но мой отец был уважаемым человеком, поскольку работал мельником, а мельники, как известно, пользуются в сельской местности заслуженным уважением. Семья была большая: в ней родилось девять человек, что в нынешние времена, к сожалению, является редкостью. В этой большой семье я не только последний рожденный, но и последний из оставшихся в живых, а все остальные давно умерли.

Я расскажу о судьбе моего старшего брата, который заменил мне отца. Мой отец трагически погиб в результате нечастного случая в ноябре 1940 г. Тогда мне было немногим более шести лет, и мой старший брат Николай, который к тому времени уже был офицером, заменил мне отца. В те времена их называли командирами, поэтому он был командиром эскадрона и проявил себя в боях с басмачеством. Он оказался на юге нашей страны – банды басмачей прорывались там через границы и пытались ликвидировать советскую власть. Они совершали дерзкие вылазки, сопряженные с большим количеством убийств: вырезали буквально всех советских и партийных работников. За боевые заслуги Николай был награжден орденом Боевого Красного Знамени. По тем временам этот орден был высшей наградой страны. Такими орденами были награждены Ленин, Блюхер и Ворошилов, вот и моего брата, молодого курсанта, наградили высшим орденом. Он со своим эскадроном где-то в горах Копетдага сумел окружить банду, во главе которой находился самый кровавый враг советской власти того периода, который врывался на территорию и буквально опустошал города и села. На этом его эпопея не закончилась – в Москве решили снять на эту тему фильм, и в Термез, где он в это время служил, была направлена съемочная группа «Ленфильма». Со слов брата и других командиров, там написали соответствующий сценарий, но сыграть в этом фильме не смогли, потому что для этого нужно было владеть конным искусством. Николай был в те годы конником-спортсменом, да и вообще он всю жизнь был на коне. Фильм сняли и уже показывали, когда возник еще один парадокс: мы в то время жили в той же самой деревне Курье Нижнетавдинского района Омской области, как вдруг приходит повестка: родителей вызывают в районный центр. В то время, в начале 30-х годов, исчезали целые семьи, люди уже об этом знали, и когда вызвали моего отца, он решил, что надо выехать, тем более, раз приглашали приехать всей семьей. Он крест-накрест заколотил окна в избе, посадил нас на телегу, и мы поехали в районный центр. Там отца встретили с почетом, и всю семью повели в клуб, посадили на первые места и стали демонстрировать этот фильм. Отец с матерью были поражены тем, что в главной роли оказался сын, который постоянно рубил шашкой направо и налево и даже получил ранения. В тот момент, когда его тяжело ранили на экране, мать потеряла сознание, и на короткое время показ фильма вынуждены были прекратить.

Мы жили в русской деревне, нас всегда окружали русские люди, и для удобства обращения татары, как правило, имеют двойные имена. Меня называют Родионом Андреевичем – я крещеный татарин и при крещении мне было присвоено это имя. Моего отца звали Андреем Игнатьевичем, мать – Натальей Гавриловной, а моего любимого брата – Николаем Андреевичем.

Брат фактически заменил мне отца, за что я ему очень благодарен. Думаю, я получил высшее юридическое образование именно потому, что в те годы был вместе с ним. После окончания Отечественной войны, его направили в Новочеркасск – там дислоцировался Кубанский казачий кавалерийский полк, где он стал начальником штаба. В то время уже подходили годы демобилизации из Советской Армии, которая в те годы уже насчитывала пять миллионов человек. Чтобы брат мог остаться на военной службе, ему сказали: «Мы назначаем вас начальником лагеря военнопленных в городе Алма-Ате». Вот так, в одночасье, резко изменилась вся его жизнь, и в дальнейшем я постоянно находился рядом с ним. Я помню, как бережно он относился в Алма-Ате к военнопленным, среди которых были немцы, итальянцы, румыны, японцы. Они построили в Алма-Ате театр оперы и балета, Алма-Атинский завод тяжелого машиностроения, множество жилых домов и тем самым как бы искупили свою вину перед нашей родиной. В 1949 году их всех репатриировали, и брат снова остался без работы. И вот тогда его назначили начальником лагеря наших осужденных. Сначала он попал в Степлаг в МВД, в Джезказгане, а затем на Урал, где заключенные работали на лесоповалах.

Где бы он ни работал, я всегда был вместе с ним, поэтому я оказался в Свердловском юридическом институте, который окончил в 1952 году. Затем меня направили старшим следователем в Ангарск. Сначала я работал именно там, а в дальнейшем мы работали в органах прокуратуры, которая обеспечивала соблюдение законности на объектах оборонной промышленности. Сначала это был Ангарск, затем Свердловск-45, потом Обнинск, а после этого я работал в нескольких прокуратурах в Москве старшим следователем, криминалистом и помощником прокурора. Судьба предоставила мне возможность поработать в разных юридических ипостасях: я был и судьей, и советником юстиции, когда поступило предложение перейти во вновь создаваемое в 1970 году министерство. Моего бывшего начальника в Генеральной прокуратуре, Вадима Петровича Моисеева, вызвали в Центральный комитет партии и сказали: «Хватит тебе работать в прокуратуре. Выбери для начала несколько работников прокуратуры, которым ты доверяешь и которые прошли проверку, в свой аппарат, и переходи в новое министерство – будешь там начальником Второго управления». В числе прочих был выбран и я. Мне пришлось менять профиль моей работы. Я нисколько не жалею об этих годах, это были очень интересные годы под руководством прекрасных людей, в основном, бывших участников Отечественной войны. После Моисеева начальником Второго отдела был Лев Вячеславович Белоусов, участник Отечественной войны, замечательный человек и хороший руководитель, с которым мы в настоящее время поддерживаем связь по линии Совета ветеранов Министерства юстиции России.

 

Добавлю, что Вторым управлением назывались спецсуды.

Да, там были специальные органы юстиции, куда входили и прокуратура, и суды, и адвокатура, вплоть до юрисконсультов. Второе управление, Второй отдел – это было министерство в министерстве.

 

Вы занимались обеспечением закрытых объектов?

Да. Обслуживая эти объекты, я объездил практически всю страну и не помню объектов, в которых не побывал бы за эти годы. До 1978 года я работал в Министерстве юстиции, после чего руководство предложило мне сменить вид деятельности и пойти поработать судьей. Меня избрали членом Московского городского суда по линии спецсудов, я проработал там неполных пять лет, а затем мне предложили перейти в Верховный Суд РСФСР начальником отдела контроля и исполнения судебных решений. Мне не очень нравилась чиновничья работа, и я надеялся, что буду избран членом Верховного Суда. Тем не менее, мне пришлось вернуться в Генеральную прокуратуру. Меня с удовольствием взяли в аппарат старшим прокурором отдела по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах, потому что я уже имел опыт работы судьей. Мне снова пришлось ездить по всему Союзу, проверяя работу прокуратур на местах, а также их связь с судебными органами. Это тоже была очень интересная работа. Я ушел на пенсию, но фактически не ушел с работы, а в 1994 году в порядке перевода вновь перешел из Генеральной прокуратуры в Министерство юстиции на должность заместителя руководителя Департамента законодательства о государственной безопасности и правоохранительной деятельности и одновременно начальником судебного отдела и процессуального законодательства. Я участвовал в подготовке большинства действующих в настоящее время процессуальных кодексов. Уголовно-процессуальный кодекс, Гражданский процессуальный кодекс, Арбитражный процессуальный кодекс – все они прошли через мой отдел. Я благодарен судьбе, что мне пришлось работать под руководством Ю. Я. Чайки, который вернулся из Генеральной прокуратуры и работал Министром юстиции.

 

Передо мной поздравление нашего мэра с 55-летним юбилеем вашей совместной жизни с женой.

Мы познакомились с моей будущей супругой, Верой Михайловной Дудник, еще студентами Свердловского юридического института. Мы поженились, и она приехала на каникулы ко мне в Ангарск – я уже работал, а она еще продолжала учиться. Недавно мы отметили 55 лет нашей совместной жизни – с этим событием нас и поздравил Собянин. У нас двое сыновей, они оба отслужили в армии, один из них служил в воздушно-десантных войсках и был командиром небольшого подразделения. После этого они окончили Московский авиационный институт и работали в закрытых конструкторских бюро. К сожалению, в тот период, когда все стало распадаться, им пришлось сменить свою деятельность, и теперь они работают в частной компании по линии электронной техники. У меня есть три внучки, одна уже учится в институте, вторая заканчивает 10-й класс, а третья учится в шестом классе. Они увлекаются музыкой, видимо, в какой-то степени это передалось им от моей жены – она очень любит поэзию и музыку, и вообще мы очень тесно связаны с искусством. Передо мной лежит книжка, называется «Беспокойные сердца», она издана Генеральной прокуратурой, в нее вошли и мои стихотворения. Министерство юстиции в свою очередь издало сборник моих стихов.

 

Вам что-нибудь особенно запомнилось в первые годы после войны?

Это, незабываемые годы, они на всю жизнь врезались в нашу память. Иногда их называют шестидесятниками, этих юношей и девушек, родившихся в 30-х годах, не побывавших на фронте, но идущих следом за своими отцами и братьями – участниками Отечественной войны, победителями.

 

Вы имеете статус ветерана Великой Отечественной войны как труженик тыла.

Когда война закончилась, мне было 12 лет и меня наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». В то время мы жили в колхозе, и на всех мальчишках лежала обязанность по уходу за лошадьми: во время уборки и посевной мы пропадали на конном дворе да и на сенокосе лошадьми занимались только мы. Вскоре война закончилась. Когда весть дошла до нашей деревни, все выбежали на улицу – это надо было как-то отметить, душа рвалась излить радость. Первым делом надо было вывесить Красное знамя Победы. Красного полотнища не было, поэтому я нашел юбочку моей сестры, прибил ее к соответствующей палке, залез на крышу, и в деревне появилось Красное знамя. Вернувшись, я впервые написал небольшой стишок по поводу Победы. К сожалению, это стихотворение где-то затерялось. В последующем, живя вместе со своим братом, я, чувствовал себя защищенным – за моей спиной был человек, который всегда мог поддержать меня в трудную минуту.

 

А двое других Ваших братьев  вернулись с войны?

Да, к счастью, вернулись все трое. Старший, Николай Андреевич, был кавалеристом, конником, прошел всю войну – и гражданскую, и Отечественную, закончил воевать в Праге. Он рассказывал нам, что после того, как война закончилась, наши солдаты все еще погибали. Прежде всего, это были кавалеристы, потому что они находились на виду – их бросали в прорыв для того, чтобы нагнать отступающего врага и порубить его шашками. Мой средний брат, Аркадий Андреевич, практически всю войну простоял на Дальнем Востоке, он был моряком. Как известно, русские боялись нападения Японии, сателлита Германии, поэтому долгое время войска находились на Дальнем Востоке. И только в конце 1944 года он был переведен на Черное море и в составе Дунайской флотилии прошел по Европе. Еще один брат, Григорий, работал в колхозе трактористом, шофером, поэтому, когда его призвали в армию, он сразу же сел за руль грузовой машины и закончил войну только в Вене. С большим сожалением скажу, что с поля боя вернулись немногие. У моей жены, Веры Михайловны Дудник, в войне участвовали два брата, которые погибли под Берлином и Москвой. Когда пришли извещения об их гибели, отец, в то время работавший директором колхоза, добровольно ушел на фронт и тоже сложил свою голову.

 

Скажите, а что привело Вас, взрослого человека, к тому, чтобы креститься в православии?

Ну, во-первых, я женат на русской девушке. Во-вторых, в этом нет ничего удивительного: я родился в русской деревне, где единственной татарской семьей была наша. Все мое окружение в школе, а в последующем и в институте, все мои друзья были именно русскими ребятами. Я прошел с ними путь со школьной скамьи и до седин.

К сожалению, вера в Бога часто смешивается со злобой и личной неустроенностью, и тогда люди, прикрываясь Богом, начинают творить преступления. Сейчас есть и скинхеды, и другие ребята, которые считают себя православными – они сбиваются в стаи, встречают людей не своей расы, часто, стариков, и избивают до смерти. Эти факты всем известны, и в связи с этим я даже написал стихотворение о тех, кто сбивается в стаи и забывает заповедь любой религии: «Относись к другим людям так же, как ты относишься к самому себе». Я называю их нацистами. Это действительно самый настоящий фашизм, когда 14-летние мальчишки нападают на стариков, в том числе ветеранов войны, и убивают. Я сказал так:

Вот призыв ко всем людям, представителям разных религий, верующим и неверующим: надо относиться друг к другу бережно, ведь наш народ буквально тает на глазах. Население Российской Федерации убывает с каждым годом, поэтому надо беречь любую жизнь, нужно ориентироваться на тех, кто так же, как мы с супругой, прожили в браке 55 лет. Это должно быть примером для наших молодых людей – для того чтобы создавались прочные семьи, чтобы было много детей, внуков и чтобы в конце своей жизни знать, что она была прожита не зря.

 

Раиль Нурович, в последние годы говорят, что надо объединить Министерство юстиции с прокуратурой. Ваш взгляд на такие изменения?

Ну, это мы уже проходили. На моей памяти где-то во времена Хрущева Министерство юстиции было упразднено, при правительстве была создана юридическая комиссия. И к чему это привело? К тому, что у нас в стране не хватало юристов, потому что одновременно были закрыты многие юридические институты, в том числе Ленинградский юридический, Казанский и масса других институтов. Теперь же – империя производства, но то, что было в те годы, и то, что происходит сейчас, – это две большие разницы, потому что сейчас очень много малограмотных юристов, окончивших неизвестно какие академии, какие-то частные институты, а многие покупают за деньги соответствующие дипломы в переходах. Я сторонник того, чтобы Министерство юстиции прочно заняло свое место в нашей системе, и оно должно продолжать свое существование. Другое дело, что у министерства, может быть, даже не хватает некоторых функций. Поскольку я работал в законодательстве, мне довелось ознакомиться с устройством многих европейских государств и Соединенных Штатов Америки: я знаю, что почти во всех странах вопросами выдачи и передачи осужденных занимается министр юстиции, а у нас – почему-то Генеральная прокуратура. В тех случаях, когда нам приходилось согласовывать соответствующие проекты законов, возникали трудности, потому что задавали вопрос: «А почему Генеральная прокуратура? Почему не так, как у всех, – не Министерство юстиции?» Пожалуй, это было бы в какой-то степени правильно, потому что Министерство юстиции, в отличие от Генеральной прокуратуры, не занимается вопросами расследования, надзора за органами предварительного следствия, то есть оно исполняет уже состоявшиеся судебные решения. И если мы исполняем судебные решения в колониях, то почему не должны исполнять те же судебные решения в отношении выдачи и передачи осужденных? Речь идет о выдаче преступников, совершивших преступления на территории России, но которых требуют выдать, например, в страны СНГ, где они тоже совершили какие-то преступления. А передача – это в тех случаях, когда мы осудили, а соответствующие органы Министерства юстиции шлют нам запросы о том, чтобы мы осужденного передали, например, в Казахстан для того, чтобы он там, в родной стихии, отбывал это назначенное наказание. Мне кажется, так было бы правильнее.

 

Ваши пожелания молодым сотрудникам Министерства юстиции — юристам, которые вступили на путь работы в системе юстиции?

Министерство юстиции должно обращать внимание на то, чтобы молодой специалист, пришедший на работу в само министерство или в его подразделения на местах, обязательно через какие-то промежутки времени в академии Министерства юстиции должен проходить переподготовку, следить за текущим законодательством. Если юристы будут постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство, обновлять знания и стремиться к тому, чтобы овладеть передовыми методами организации работы юридических органов, то, я думаю, не будет тех горьких ошибок, о которых мы то и дело слышим из органов печати: кто-то улетает из колонии на вертолете, а кто-то, будучи прокурором, совершает тягчайшие преступления. Все это невозможно ничем оправдать. Я полагаю, что преступление, совершенное работниками правоохранительных органов, кем бы они ни были – прокурорами, судьями, следователями (на мой взгляд, в законодательстве это должно быть предусмотрено как особое отягчающее обстоятельство), Эти люди даже в тех случаях, когда они помогают раскрытию того преступления, которое совершили, тем не менее, при всех равных условиях, должны нести более тяжкую ответственность. Это было бы справедливо.

 

Каким Вы видите будущее своих потомков как граждан России?

Я уверен, что мои внучки получат достойное образование, не важно, будет оно высшим или средним. Это будут хорошие мамы, верные жены, и я уверен, они создадут большие, счастливые и радостные семьи. Дай Бог, чтобы мои слова сбылись и мои потомки были достойны своих родителей.

 

Спасибо за Ваши воспоминания. До новых встреч.