ВЕТЕРАНЫ ЮСТИЦИИ. 
О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ

Лидия Саркисовна Каневская, труженик тыла военных лет, государственный советник юстиции Российской Федерации 1 класса. Консультант Организационно-контрольного управления Минюста России до 1998 г., работает в Совете региональной общественной организации «Ветераны юстиции» при Минюсте России.

 

Л. С. Каневская родилась 9 ноября 1927 г.

Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», юбилейными медалями по случаю 40-, 50- и 60-летия Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». По итогам празднования в Минюсте России 60- и 65-летия Победы в Великой Отечественной войне награждена памятными медалями и Грамотой Российского организационного комитета «Победа» за подписью Президента Российской Федерации.

Заслуженный юрист Российской Федерации. Почетный работник юстиции России.

За трудовые заслуги награждена медалями «Ветеран труда», Анатолия Кони, «В память 200-летия Минюста России» и  другими.

 

 

Каким Вы помните День Победы?

В 4 ночи меня разбудила подруга: «Лида, выходи, война кончилась!» Мы вышли на улицу. Что творилось! Совершенно незнакомые люди обнимались, целовались. Город ликовал, это было такое счастье, что кончилась война! Мы ее пережили!

Конечно, нельзя уравнивать фронтовиков и тружеников тыла. Ведь над нашими головами пули не свистели, мы не рисковали жизнью, но мы пережили весь этот кошмар: голод, холод. Мы знали, что на фронте гибнут люди, что немцы дошли до Сталинграда. Мы очень сильно переживали. Конечно, было очень тяжело. Но в то время люди делились куском хлеба, несмотря на голод. Моей подругой была Ляля Цыбрук, с ней никто не дружил, потому что она была дочь врага народа. Ее отец работал на электростанции инженером, произошла авария, его обвинили в этом. Абсурд, абсурд! Его посадили. Это Ляля помогла мне устроиться в прокуратуру. Ее тетя работала там главным бухгалтером и взяла меня к себе.

Когда кончилась война, дядя приехал за мной и сказал: «В Баку находится твоя сестра. Ты хочешь поехать?» Вначале я не хотела, потому что Степанакерт стал моим родным домом. Я поступила в юридическую школу. У меня была перспектива. Но когда я узнала о сестре, я, конечно, приехала в Баку, поступила на работу в военную прокуратуру сначала Каспийского бассейна, потом перевелась в военную прокуратуру войск МВД, а оттуда в военную прокуратуру Воздушной армии, впоследствии переименованной в Военную прокуратуру Бакинского округа ПВО.

Я работала как гражданский служащий в военной прокуратуре Бакинского округа ПВО. Я поступила в бакинский филиал ВЮЗИ и, конечно, интересовалась оперативной работой. И я вникала во все детали, помогала следователю, принимала участие в допросах.

Однажды я составила очень серьезный документ. В это время к нам приехала проверка из Главной военной прокуратуры. Возглавлял эту бригаду подполковник Сумароков. Он обратил внимание на то, что этот документ сделан не оперативным работником, а мною. Он подошел ко мне и спросил: «Скажите, кто составил этот документ?» Я ответила: «Там моя фамилия. Я». Он говорит: «А чем вы докажете? Прокурор говорит, что это он исполнил». Я сказала: «Вот у меня рабочая тетрадь, видите, моей рукой». Я показала рабочую тетрадь. На всех совещаниях он меня хвалил.

И вот проходит некоторое время, и из Германии приезжает следователь капитан Богданов. Меня вызвал генерал Андрей Леонтьевич Каленик, военный прокурор Бакинского округа ПВО, и сказал мне, что в течение десяти дней я буду работать с Богдановым. Мы работали в Управлении милиции города Баку. Капитан был очень доволен мной, он приехал на двадцать дней, но мы управились за десять. Он сказал мне: «Вы не работник, а клад. Вы не хотели бы работать в ГДР?». Я ответила: «Это, наверное, несбыточная фантазия». Он говорит: «Почему? Нужно только Ваше согласие». Я спросила: «А кто Ваш прокурор?». Он говорит: «Сумароков». Я говорю: «Петр Иванович! Так он меня знает. Он меня хвалил». – «Считайте, что вы в Германии». (Смеется.) И через несколько дней после его отъезда, я получила телеграмму за подписью Сумарокова. Это было в 1963 году.

Высшее образование я получила, продолжала работать в военной прокуратуре.

Документы для перевода в Германию оформлялись очень долго. И, наконец, я приехала во Франкфурт-на-Одере, и оттуда меня отправили в Веймар. Я работала два года в Веймере, а потом меня перевели в Дрезден, два года я работала там.

 

Лидия Саркисовна, какими вы вспоминаете свои детские годы, где они прошли, кто были Ваши родители?

Я родилась в городе Баку. Это прекрасный город, где люди разных национальностей жили одной семьей. Мои родители развелись, и отец забрал нас с сестрой в город Степанакерт в Нагорном Карабахе. Папа рано скончался от тяжелой болезни. Мать узнала об этом и приехала забрать нас. Мы не хотели расставаться с бабушкой, но все-таки нас увезли в город в Карягино, который сейчас называется Физули. Там были просто ужасные условия. Я убежала к бабушке в Степанакерт. Мне было 14 лет, когда я услышала по радио выступление Молотова о начале войны. В тот день мое детство кончилось. Я поняла, что надо зарабатывать себе на кусок хлеба, потому что на пенсию бабушки не проживешь. У нас с сестрой тоже была какая-то пенсия, но и этого не хватало. Я поступила на работу в прокуратуру Нагорно-Карабахской автономной области.

 

Это удивительно, Лидия Саркисовна  – как удалось 14-летней девочке устроиться сразу на работу в прокуратуру.

Да, тогда принимали на работу и подростков. И, кроме этого, я работала диктором на радио, правда не каждый день. Я сама сейчас удивляюсь, как мне это удавалось, ведь в это время я еще и училась. Иногда мы работали до десяти часов вечера. Летом нас, школьников, посылали помогать колхозу собирать колосья. Там мы жили в армянской семье, которая принимала нас, как родных.

Когда я работала, я получала 400 рублей, 400 грамм черного хлеба, который выдавался строго по карточкам. На эти деньги я каждый день покупала простоквашу (мацони это называется) и этим жила. А хлеб до чего был вкусный, вы не представляете! Вот так мы жили, голодали. Не было хлеба, соли, сахара, спичек, керосина. Мы топили печку дровами. В Нагорном Карабахе суровый климат – зимой было минус 20 градусов. Я отморозила руки и ноги.

Но в то время было очень сильно развито чувство патриотизма. Даже мы, школьники стремились на фронт. Мы каждый день слушали радио, очень переживали. Это был просто ужас. Все мы стремились чем-то помочь фронту. Я читала о Марине Расковой, Полине Осипенко и Валентина Гризодубовой и захотела стать летчицей. Я пошла в военкомат и сказала: «Направьте меня в летную школу. Я хочу стать летчицей». А меня военком спрашивает: «Девочка, тебе сколько лет?» (Смеется.) Я отвечаю: «15». Он говорит: «Подрастешь, тогда придешь». Не принял, но я проявила настойчивость и добилась своего.

Военком направил меня в летную школу, которая дислоцировалась в городе Кировабаде. Я приехала, худая, кожа и кости. Я прошла медкомиссию, меня посадили в центрифугу, я чуть не потеряла сознание. Когда она остановилась, я встала и рухнула на пол. (Смеется.) Конечно, меня забраковали, и я вернулась в прокуратуру. Все не могли дождаться, когда кончится эта проклятая война. Наконец, это случилось, нашему счастью не было предела!

 

А в какие годы Вы попали на работу в Министерство юстиции?

В 1971 году, с начала становления Минюста. Сперва я работала в отделе юстиции Мособлисполкома. А оттуда меня в 1975 году министр В.М. Блинов пригласил на работу. Я работала в Управлении правовой работы в народном хозяйстве. Мы осуществляли методическое руководство юридической службой. Это была новая функция. Я разработала очень много методических рекомендаций в помощь юрисконсультам по всем аспектам правовой работы, они были опубликованы в журнале «Советская юстиция». Я получала много благодарственных писем. Я выезжала с проверкой работы органов юстиции, устраивала семинары. Возглавляла бригаду Совмина по проверке борьбы с преступностью и алкоголизмом. Помните этот период, 1985 год? Когда Горбачев пришел, началась перестройка, и наша функция изжила себя, нас сократили. Меня перевели в Организационно-контрольное управление. У меня была общественная нагрузка в профкоме, я возглавляла культурно-массовый сектор и обязана была раз в месяц устраивать организованные встречи с интересными людьми. Вначале я пригласила Юрия Соломина, он рассказал, как он стал «адъютантом его превосходительства». Это было так интересно! Потом я пригласила работников ГУВД со служебно-розыскной собакой – Диком. Он 500 тысяч рублей вернул государству. По меркам того времени, это очень большая сумма. А потом я пригласила Хазанова. Он три раза у нас выступал. У нас был Владимир Винокур, мы стали большими друзьями, он у нас бывал неоднократно. Еще у нас выступали Петросян, Задорнов, Арканов, Лещенко.

 

А что за воспоминания, связанные с Аллой Пугачевой?

Алле Пугачёвой я оказала правовую помощь и моральную поддержку в связи с нашумевшим тогда Ленинградским делом, подключив заместителя Министра юстиции Черемных Геннадия Григорьевича. Его вмешательство и моя юридическая помощь помогли избежать судебного рассмотрения дела с участием Аллы Пугачёвой, дело было прекращено на законном основании. Будучи благодарной, Алла Борисовна согласилась встретиться с  коллективом Министерства юстиции, это был настоящий ажиотаж. Встреча была интересной, она ответила на все вопросы, задаваемые ей сотрудниками Министерства, после чего в кабинете Черемных Г.Г. с участием Министра юстиции Владимира Александровича Аболенцева была дружеская встреча с чаепитием, на котором присутствовал её бывший муж Евгений Болдин и главный администратор Олег Непомнящий.

 

Лидия Саркисовна, я очарован Вашим профессионализмом.

Я была неплохим юрисконсультом, у меня не было ни одного проигранного дела, и я попала в Москву благодаря тому, что в Арбитраже при Совете Министров рассматривались дела по спорам с иностранными сторонами с моим участием. Там я познакомилась со своим мужем Львом Каневским.

Министр Федоров, очень хорошо ко мне относился. Каждый раз при встрече в фойе он говорил: «Вы прекрасно выглядите». Однажды поступила заявка выделить нашего работника для комиссии в ельцинской бригаде по открытию города Владивостока. Федоров включил меня в эту комиссию.

 

Необычная проблема – снять секретность с города, это редкий случай, он малопонятен в юриспруденции.

Да. Мы приехали во Владивосток, мне было поручено разыскать документ, на основании которого город был объявлен закрытым. Надо было официально открыть город, потому что он был открыт фактически. Там жили корейцы, китайцы, японцы, создавались совместные предприятия.

 

И Вам Ельцин позвонил по телефону?

Мы сидели в кабинете, Ельцин позвонил и говорит: «Как вы там? Я вас поздравляю с Днем Военно-Морского Флота. Привет всем членам комиссии. Особый привет Каневской, единственной женщине комиссии». Для меня большая честь, конечно.

 

Что бы Вы пожелали молодежи, которая идет на службу в юстицию? Какие основные принципы работы в Министерстве юстиции и в прокуратуре?

Я хочу пожелать молодежи, чтоб они вникали в работу и были компетентными работниками, профессионалами. Сейчас во многих сферах в нашей стране ощущается отсутствие профессионализма. В наше время были очень квалифицированные кадры, они не допускали тех ошибок, которые допускаются сейчас. Я хочу, чтобы наша молодежь работала над собой и любила Родину.

За активное участие в патриотическом воспитании молодежи я была награждена медалью к 60-летию Победы. Это – редкая медаль, я очень ею горжусь.

Да, это великая заслуга. Спасибо Вам.